Отзывы читателей на книгу Южная армия Восточного фронта адмирала Колчака:
Воспоминания, документы и материалы. Под науч. ред. А.В. Ганина (М.:
Нестор-История, 2022. 480 с.: ил.)
Отзывы читателей на
книгу
Южная армия Восточного
фронта адмирала Колчака: Воспоминания, документы и материалы. Под
науч. ред. А.В. Ганина (М.: Нестор-История,
2022. 480 с.: ил.)
Читаю
взахлёб. давно такого удовольствия не получал. Ты молодца, Андрей!
И.В.
Купцов, исследователь истории Белого движения, Челябинск
Я хочу
похвастаться — я впервые в жизни перевела книжку с эстонского на
русский, и в России наконец вышла книга с моим текстом! Это очень
особенное ощущение. Началось все с энтузиазма замечательного Андрея
Ганина, который предложил мне перевести эту книгу, и я бы не
взялась, но уж очень увлек сюжет.
Представьте себе 1918 год. В России уже началась революция и почти
закончилась Первая мировая война. Эстонец, офицер российской армии,
на момент объявления независимости Эстонии в феврале находится в
Тарту. Вскоре в страну приходят немцы, а он вынужден бежать. Бежать
ему особо некуда, он направляется в Россию, где он планирует
пересидеть и переждать, а потом вернуться. Взяв необходимые вещи,
оседлав коня, он отправляется в путь. Через Петроград, Новгород до
Самары... но тут в России окончательно разворачивается гражданская
война. Путь обратно становится отрезан — бывшему-то царскому
офицеру. И ему ничего не остается, как двигаться на восток,
присоединившись к одной из армий белого движения, ибо будучи
профессиональным военным ничего особо больше он делать не умеет.
Правдами и не правдами, на санях, на коне, на бронепоезде, на
верблюдах, сквозь заснеженные горы, бесконечные степи, убивающие
жарой пустыни он добирается до границы с Китаем, успевает получить
ранение, сесть в тюрьму, выйти из тюрьмы и оказаться в Урге
интендантом у самого Р.Ф. фон Унгерн-Штернберга. Все это время он
мучительно пытается придумать способ вернуться на Родину. Но это ему
не удается, его берут в плен красные и жизнь свою он закончит на
Соловках. Сюжет напоминает фильмы в жанре роуд-муви, однако это
вовсе не выдуманная история.
Полковник Яков Розенбаум (1871—1925) — вполне реальное историческое
лицо. Книга, которую я переводила — это даже не мемуары, это письма
брату. Если хотите, "блог" о Гражданской войне, текст, который
человек создавал в реальном времени, находясь в центре событий.
Ощущение того, что человек, который написал эти строчки,
действительно пережил все, что он описывает — голод, страх, военные
поражения, мародерство, безденежье, болезни, растерянность и
отчаяние — очень сильно мотивировало переводить этот текст. И если
честно, то местами было психологически очень тяжело. К концу я была
истощена — если не физически, как герой книги, то эмоционально
точно. Никогда не думала, что скажу это, но мне вдруг стало очень
хорошо понятно, что имеют в виду те люди, которые пропускают текст
через себя. Интересно, у переводчиков всегда так?
Сам текст переводить было несложно. Друзья не дадут соврать —
большую его часть я перевела в байдарочном походе, когда мы ходили
по речке Калге в Карелии в 2019 году. Если вы понимаете нюанс — в
лесах Карелии нет интернета, в моем распоряжении был только тот
эстонский, который находится в моей голове. Его хватало! И дело не в
моих великих компетенциях, дело в том, насколько простой была речь
этого полковника. Если честно, передо мной встала нелегкая дилемма,
которую я до конца так и не разрешила. Многие фразы в тексте
выглядели очень современно, и когда я переводила их на русский как
есть, казалось, что некий Вася вышел из подворотни излагать повестку
дня. Нужно ли переводить как есть (никто бы не поверил, что книга
начала 20 века) или приглаживать стиль и речь, делая ее похожей на
речь более образованных людей Серебряного века?
В итоге, я провела довольно много мелких "корпусных исследований",
чтобы проверить — употреблялись ли в начале 20 века такие слова и
словосочетания, как "боеприпасы противника", "дисциплина",
"ожесточенные бои" — и прочий дискурс, который мы так привыкли
слышать в исторических фильмах о Великой Отечественной. Раскопала
другие мемуары Гражданской войны — действительно многое
употреблялось уже тогда.
Чем еще занимается переводчик? Например, мне пришлось залезть в
гуглокарты, чтобы узнать, насколько холмистая или гористая местность
в Башкирии — автор писем постоянно употреблял слово mägi, а эстонцы
— как известно — не различают слова "гора" и "холм", потому что...
сами догадайтесь почему. И если в масштабах Эстонии это
простительно, то за пределами уже начинаются проблемы.
В целом, язык был на удивление современным. Как будто за 100 лет в
эстонском языке ничего не поменялось (это не так!). Единственное,
что я успела отсечь — это названия рыб, которые в современном языке
отличаются. Правда, возможно, сам Яков Розенбаум просто говорил на
диалекте?
Трудностей с пониманием текста самого у меня не было — за
исключением одной сцены. Тот случай, когда по отдельности каждое
слово понимаешь, а в смысл они не складываются никак. Я не помню,
как я разрулила эту загадку, кажется, просто легла спать и наутро
проснулась и посмотрела на текст новыми глазами: стало абсолютно
ясно, что автор иносказательно пытается описать подробности того,
как... эээ... мочится верблюд. Логично, что он пытался подобрать для
этого какие-то намекающие выражения, но из-за того, что эстонский
мне не родной, намеки я понимаю сильно хуже.
Письма полковника — человека, который жил сто лет назад — все равно
абсолютно эстонскими по своей специфике. Он "путешествует" по России
и постоянно жалуется на грязь и антисанитарию. Он удивляется, как
можно жить в таких грязных домах (хахаха) и не чинить дороги. Ему не
хватает сауны. С наибольшей любовью он описывает рыбалку, подробно
вспоминая все рыбалки, которые с ним случались в Эстонии.
Довольно предсказуемо, но он довольно жестко ругает русских —
поэтому если вы чувствительны к русофобии (даже сейчас), то читать
это надо с осторожностью. Кстати, не сразу, но постепенно я поняла,
что "русскими" в письмах Розенбаум называет только белых и даже
скорее всего только офицеров. Красные — это противники, враги и
вообще не люди. Сложно в его картине и с людьми более низшего ранга
— их как будто нет. Он везде пишет "я поехал", "я дошел" и т.д., а
потом выясняется, что он все это делает в сопровождении денщика или
какого-то еще пацана, который для него как прислуга. Это же касается
и военных действий — "я перешел в наступление", хотя на самом деле
за ним скачет еще куча бравых ребят под его началом.
Такие мемуары интересно читать еще и из-за любопытного частного
взгляда. Кто бы мог подумать, что эстонец, который перемещается по
Российской империи в 1919 году, будет встречать эстонцев в каждом
городе. В Самаре было эстонское общество. В него входили писатели и
какие-то общественные деятели. В Омске тоже была своя община.
Хорошо, как человек, который встретил однажды эстонцев в дельте реки
Ориноко в Южной Америке, я, конечно, не должна особо удивляться —
эстонцы есть везде. Но... нет, я все-таки удивляюсь. И удивляет меня
то, что для начала 20 века — это были не спонтанные, а вполне
ожидаемые встречи. Полковник не искал приключений, он просто везде
находил земляков. Не в первый раз обнаруживаю, насколько отличался
этнический ландшафт в Российской Империи до всего того, что
случилось с нами дальше.
Письма переведены на русский язык впервые и входят в состав большого
собрания воспоминаний, оставленных участниками Гражданской войны.
Историческая справка и комментарии составлены Андреем Ганиным.
Рецензию на книгу писал профессор Тартуского университета
Тыну-Андрус Таннберг. Я хочу сказать огромное спасибо за помощь в
работе над рукописью Юле Минутиной и Владимиру Салию. Книгу можно
купить в издательстве Нестор-История или, например, в Лабиринте.
П.А. Оскольская,
переводчик
Гражданская война по
Булгакову
Разбитые сервизы и сигареты из сторублевых купюр
Мартын Андреев
Воспоминания о
колчаковской Южной армии похожи на булгаковские «Дни Турбиных».
История антибольшевистского сопротивления на востоке России изучена
неравномерно. Есть труды о раннем этапе, связанном с деятельностью
Комитета членов Учредительного собрания, хватает работ и о восстании
Чехословацкого корпуса (правда, значительная часть из них на чешском
или словацком языках). Очень много литературы о лидере движения –
адмирале Александре Колчаке (в том числе не связанной с
контрреволюцией).
Одновременно остаются темы менее изученные, несмотря на то что
некоторые из них также относятся к адмиралу. Например, об Уральском
казачьем войске или Южной армии, входивших в состав войск Колчака.
Поэтому отраден факт выхода сборника воспоминаний и документов,
посвященных последней.
В основу Южной армии легло Оренбургское казачье войско (так же как и
в основу Уральской отдельной армии – уральское казачество). Ее
численность составляла примерно 90 тыс. штыков и сабель. Во главе
стоял генерал-майор Ганс-Генрих Виттекопф, сменивший в 1918 году
свое имя и фамилию на Петра Белова. Армия действовала на территории
Южного Урала и Степного края (север современного Казахстана). После
поражения белых она частью отступила в район Семиречья, где
продолжила борьбу в составе войск атамана Бориса Анненкова, а затем
отошла в Китай, а частью соединилась с уральцами и, совершив полный
драматизма «Голодный поход» через закаспийскую область, оказалась с
ними в Персии.
В книгу вошли воспоминания начальника снабжения Южной армии
генерал-майора Сергея Щепихина, начальника штаба Оренбургской
казачьей пластунской дивизии полковника Александра Лейбурга,
командира сотни 5-го Оренбургского казачьего полка подъесаула Ивана
Ширяева, а также письма другого полковника – командира 7-го
Хвалынского полка Якова Розенбаума. Взгляд с противоположной стороны
представлен мемуарами («личными воспоминаниями») командира 435-го
Орского стрелкового полка Михаила Шалина и его комиссара Михаила
Терехова, посвященными разгрому Южной армии.
Из воспоминаний обращают на себя записки Щепихина. Они достаточно
информативны, генерал подробно описывал состояние войск белых, давал
свой взгляд на причины их поражения. Вместе с тем его свидетельства
грешат многочисленными неточностями. Так, Щепихин безосновательно
обвинял атамана Оренбургского войска Александра Дутова, будто он в
угоду личным амбициям, боясь потери власти, не желал объединения
уральских и оренбургских казаков. В реальности, как отмечает
составитель и редактор книги историк Андрей Ганин, Дутов предлагал
подобный союз еще в 1917–1918 годы. Одновременно Щепихин
транслировал различные слухи. Например, упоминая управляющего делами
МИДа Ивана Сукина, он утверждал, что о голову последнего «в пылу
припадков раздражения разбивал не один сервиз адмирал Колчак».
Не лишены субъективности и мемуары Лейбурга. Точнее, они, как и
воспоминания Щепихина, крайне неровно написаны. С одной стороны,
полковник не без оснований критиковал командование в лице Белова за
попытку наступления на Туркестан силами одного неполного корпуса. Но
с другой – утверждение, будто единственные успехи Южной армии
принадлежат лишь его пластунам, заставляют вспомнить реплику
Мышлаевского из булгаковских «Дней Турбиных»: «Тебе бы писателем
быть... Фантазия у тебя богатая...»
В совершенно ином ключе написаны мемуары Ширяева об отступлении
разбитой армии до Александровского форта на Каспии (часть «Голодного
похода»). В условиях повсеместного отсутствия продовольствия деньги,
и так обесцененные поражениями, не стоили ничего. Подъесаул писал,
как сторублевые «дутовки» шли на сигареты. В не меньшей степени
белые страдали от мороза. «Многие утверждают, что замерзание –
легкая смерть. Это ошибка. Что замерзающий переживает, пока потеряет
сознание, – передать невозможно». Ширяев вспоминал, как неделями «на
каждой ночевке, на каждом переходе разбрасывали горы трупов.
Невозможно было пройти 200–300 шагов, чтобы не встретить два-три
трупа, выброшенных на дорогу. На местах ночевок они были десятками».
Собранные под одной обложкой благодаря стараниям Ганина, мемуары и
документы порой одновременно, на одних и тех же страницах, дают
картины высокой доблести и мелочных амбиций, трагедии и ошибок
Гражданской войны. А вся книга напоминает другую реплику из «Дней
Турбиных»: «Значит, кончено! Гроб! Крышка!»